СТЕПНОВА Марина

  12-07-2023

                                       Безбожный переулок.

Блестящий язык. Непредсказуемый сюжет. И герой — честный, самостоятельный, умеющий принимать решения. Любимые темы Степновой — евреи, медицина, выстраданная любовь, смерть. Смазана концовка. Как будто у автора силы кончились, и захотелось как можно скорее поставить точку. Нейтральную. Не очень вяжущуюся с сюжетом. Но реалии, метафоры, сравнения — всё в точку.

«Надо было, конечно, остаться в армии. Сейчас бы уже выслужился до крепкого майора, сколотил заговор и вычистил бы всю эту нечисть к едрене фене. Ну, хотя бы попытался. Умер бы героем, расстрельным, дурным, стоял бы, словно в хорошей детской книжке, у кирпичной стены, грыз горькую былку, смеялся, как мужчина, как Николай Гумилев, нет, шел бы коридором, как во взрослом страшном кино, мимо намертво замкнутых дверей, мимо, читатель, мимо, навстречу заветной камере – лязг, шаг к стене, шаг внутрь, выстрел в затылок. Кровь, уходящая бетонным желобом прямо к Богу. Или, что вернее, спился бы давно от отчаяния, от стыда, от скуки, в дальнем гарнизоне» (М. Степнова).

                                      Где-то под Гроссето.

Это сборник рассказов. И попали эти рассказы в рубрику «Мне нравится» исключительно потому, что очень хорошо написаны. Язык сочный, мысли привлекательные, иногда смелые. Сюжеты, конечно, черноваты. Очевидно, автор считает, что именно так и живёт народ. Молодые женщины, умирающие от рака, матери детей-инвалидов, причем, если инвалид, то по полной — слепо-глухо-немой ребёнок, молодая женщина, погибающая под колёсами машины, недолюбленные и нелюбимые женщины, ненужные дети, авторитарные матери, тихая ненависть и, конечно, алкоголизм — как без него? Если кому-то плохо, рассказы Степновой продемонстрируют, что бывает и хуже.

«От неожиданно прояснившегося будущего бедная Антуанетточка даже ненадолго и как-то болезненно ожила – словно кто-то мягкой ловкой рукой навел резкость на окружающие ее чудовищные вязкие тени, и из привычной серой мути выплыла вполне определенная, мощенная теплым желтым кирпичом тропинка, ведущая во вполне определенный, живой, человеческий лес. Вдруг оказалось, что Антуанетточка умеет разговаривать, торопливо глотая круглые гласные и пузыря слюну в уголках слабого рыбьего рта. В пятницу на истории я буду делать доклад про Марию-Антуанетту, ты придешь?» (М. Степнова «Бедная Антуанетточка»).                                     

                                   Женщины Лазаря.

Жизненная, захватывающая книга-спираль, когда о будущих событиях мы узнаем в настоящем. Время действия — ХХ век. Главный герой — вымышленный гениальный академик Лазарь Иосифович Линдт, причем когда его независимый характер связывается с его корнями, не всегда понятно, в качестве кого позиционирует себя автор — юдофоба или юдофила. Двойные стандарты в сфере науки, двойные стандарты в образовании — и на этом фоне разные семейные отношения. С одной стороны, четко прослеживается линия Бога, который просто самоустраняется в трудных жизненных ситуациях, вместо того, чтобы помогать. А с другой стороны, четкая взаимосвязь между унижением и жестокостью.

«Линдт кивнул с серьезностью, которую никто не заметил и никто не оценил. Курить он бросил тем же вечером — вышел в ледяной московский двор и вывернул из кармана даже не махорку — просто труху, табачный сор, добытый бог весть какой ценой, бог знает где, и такой вонючий, что Линдт, самозабвенно смоливший лет с десяти, ни разу не осмелился скрутить собачью ножку у Чалдоновых дома. Больше он в жизни не сделал ни одной затяжки, и если бы Маруся захотела вить из него веревки, то получившихся пеньковых изделий с лихвою хватило бы на всю Россию, а то и на весь обитаемый и необитаемый мир. Но она не хотела. Не хотела мучить своего мальчика. Такая чуткая, не видела и не замечала ничего. Линдт со стоном втянул в себя стиснутый, насквозь промороженный воздух и пошел назад, в дом. В тепло. Плевать на махорку. Можно отказаться от чего угодно — если тебе на самом деле есть куда идти» (М. Степнова).

                                     Сад.

Книга полностью самостоятельная, но  постоянно возникают ассоциации с чеховским «Вишнёвым садом». Особенно в конце романа, когда сад безжалостно вырубается. Мелькает мысль: «Это уже было». Повеселила дружба Радовича с Сашей Ульяновым. Порадовало то, что автору удалось избежать углубления в политику. Спиралеобразный сюжет характерен для книг Степновой. Основное действие происходит в XIX веке, но нас отправляют и в XVI, и в XVII века. Мне нравится. Жизнь не стоит на месте. Жизни начинаются, жизни заканчиваются. Все правильно. И, как обычно, прекрасный и сочный русский язык.

«Надежда Александровна была счастлива. Да, счастлива. Несмотря на то, что Туся – в свои пять лет – еще не сказала ни одного слова. Ни единого. Мейзель уверял, что это совершенно естественно. Ребенок прекрасно слышит, весел, смышлен, выполняет все распоряжения, живо всем интересуется. Молчание в данном случае – признак особенного ума. Не будем мешать природе, она сама всё управит. Врал. Постыдно. Бессовестно. Ничего естественного в Тусином молчании не было. Она была немая. Совершенно. Немтырь. Захлопнувшая шкатулка. И самое страшное, что Мейзель не имел ни малейшего представления, что с этим делать» (М. Степнова).

                                    Хирург.

Откровенно. Даже очень. Иногда до гадливости. Но это не делает книгу неинтересной. Она рождает вопросы. В детстве Аркадий Хрипунов, будущий пластический хирург, был мне неприятен. А во взрослом состоянии он вызывает симпатию. Хотя постоянная отсылка к его мусульманскому прототипу из XII века подсказывает, что не такой уж он и хороший. Энциклопедическое перечисление хирургических инструментов жутковато. Зато создает настроение.

«Хрипунов всегда был плохо приспособлен к стайной жизни – ему недоставало того великолепного, бессмысленного автоматизма, с которым огромная птичья стая вдруг разом делает общий поворот на девяносто градусов, на мгновение выложив на небе сложную и мрачную пиктограмму, и ни одна безмозглая ворона не путает право и лево, и ни одна не задевает другую даже кончиком сального, зеленовато-лилового пера. Хрипунов так не умел. И потому, когда все уже почти преодолели проржавевшую колючку, он все переминался на больничной дорожке, старательно соображая, что в его положении будет солиднее – протиснуться боком сквозь шипастую дыру или попробовать махнуть верхом, как большому» (М. Степнова).